* * *

А тополь так высок,
Что на сухой песок
Не упадет ни тени.
Иссохшая трава
К корням его прижалась.
Она едва жива
И вызывает жалость.

* * * [49]

Осторожно и негромко
Говорит со мной поземка,
В ноги тычется снежок,
Чтобы я не верил тучам,
Чтобы в путь по горным кручам
Я отправиться не мог.
Позабывшая окошко,
Ближе к печке жмется кошка —
Предсказатель холодов.
Угадать, узнать погоду
Помогает лишь природа
Нам на множество ладов.
Глухари и куропатки
Разгадали все загадки,
Что подстроила зима.
Я ж искал свои решенья
В человечьем ощущенье
Кожи, нервов и ума.
Я считал себя надменно
Инструментом совершенным
Опознанья бытия.
И в скитаньях по распадкам
Доверял своим догадкам,
А зверью не верил я.
А теперь — на всякий случай
Натащу побольше сучьев
И лучины наколю,
Потому что жаркой печи
Неразборчивые речи
Слушать вечером люблю.
Верю лишь лесному бреду:
Никуда я не поеду,
Никуда я не пойду.
Пусть укажут мне синицы
Верный путь за синей птицей
По торосистому льду.

* * *

Я нищий — может быть, и так.
Стихает птичий гам,
И кто-то солнце, как пятак,
Швырнул к моим ногам.
Шагну и солнце подниму,
Но только эту медь
В мою дорожную суму
Мне спрятать не суметь…
Светит солнце еле-еле,
Зацепилось за забор,
В перламутровой метели
Пробиваясь из-за гор.
И метель не может блеска
Золотого погасить,
И не может ветер резкий
Разорвать метели нить.
Но не то метель ночная:
Черный лес и черный снег.
В ней судьба твоя иная,
Безрассудный человек.
В двух шагах умрешь от дома,
Опрокинутый в сугроб,
В мире, вовсе незнакомом,
Без дорожек и без троп.

* * *

Не в картах правда, а в стихах
Про старое и новое.
Гадаю с рифмами в руках
На короля трефового,
Но не забуду я о том,
Что дальними дорогами
Ходил и я в казенный дом
За горными отрогами.
Слова ложатся на столе
В магической случайности,
И все, что вижу я во мгле,
Полно необычайности.

ВЫСОКИЕ ШИРОТЫ

О ПЕСНЕ [50]

1
Пусть по-топорному неровна
И не застругана строка,
Пусть неотесанные бревна
Лежат обвязкою стиха, —
Тепла изба моих зимовок —
Одноэтажный небоскреб,
Сундук неношеных обновок,
Глубоко спрятанный в сугроб,
Где не чужим заемным светом,
А жарким углем рдеет печь,
Где не сдержать ничьим запретам
Разгорячившуюся речь.
2
И я, и ты, и встречный каждый
На сердце песню бережет.
А жизнь с такою жадной жаждой
Освобожденья песни ждет.
Та песня петь не перестала,
Не потонула в вое вьюг,
И струнный звон сквозь звон металла
Такой же чистый сеет звук.
На чьем пиру ее похмелье?
Каким вином она пьяна?
На новоселье в подземелье
Она тайком приведена.
А может быть, всего уместней
Во избежание стыда
И не расспрашивать о песне,
И не искать ее следа.
3
Я много лет дробил каменья
Не гневным ямбом, а кайлом.
Я жил позором преступленья
И вечной правды торжеством.
Пусть не душой в заветной лире —
Я телом тленья убегу
В моей нетопленой квартире,
На обжигающем снегу.
Где над моим бессмертным телом,
Что на руках несла зима,
Металась вьюга в платье белом,
Уже сошедшая с ума,
Как деревенская кликуша,
Которой вовсе невдомек,
Что здесь хоронят раньше душу,
Сажая тело под замок.
Моя давнишняя подруга
Меня не чтит за мертвеца.
Она поет и пляшет — вьюга,
Поет и пляшет без конца.